Владимир Сорокин Лед 2 Часть
Sep 16, 2004 - Владимир Сорокин пошел «Путем Бро». «Путь Бро» - лишь часть эпопеи о Льде, которую, по слухам, намерен написать Сорокин.
Владимир Сорокин Теллурия I – Пора трясти стены кремлевские! – Зоран сосредоточенно бродил под столом, тюкая кулачком по ладошке. – По-ра! Горан подпрыгнул, вскарабкался на лавку, сел и стал привычно покачивать ножками в стареньких сапожках. Горбоносое, низколобое, окаймленное ровной бородой лицо его излучало спокойную уверенность. – Не трясти, а сокрушать, – произнес он. – И не стены, а головы гнилые. – Как тыквы, как тык-вы! – Зоран ударил кулачком по ножке стола.
Горан доказательно вытянул руку, ткнув пальцем в дымный смрад пакгауза. А там, словно по команде этого крошечного перста, двое больших, громоподобно ухнув утробами, сняли с пылающей печи стоведерный тигель расплавленного свинца и понесли к опокам.
Шаги их босых ножищ сотрясли пакгауз. На столе звякнул в подстаканнике пустой стакан человеческого размера. Зоран стал неловко карабкаться на высокую лавку. Не прекращая болтать ногами, Горан помог е. В «Сахарный Кремль» — антиутопию в рассказах от виртуоза и провокатора Владимира Сорокина — перекочевали герои и реалии романа «День опричника». Здесь тот же сюрреализм и едкая сатира, фантасмагория, сквозь которую просвечивают узнаваемые приметы современной российской действительности.
В продолжение темы автор детализировал уклад России будущего, где топят печи в многоэтажках, строят кирпичную стену, отгораживаясь от врагов внутренних, с врагами внешними опричники борются; ходят по улицам юродивые и карлики перехожие, а в домах терпимости девки, в сарафанах и кокошниках встречают дорогих гостей. Сахар и мед, елей и хмель, конфетки-бараночки — все рассказы объединяет общая стилистика, сказовая, плавная, сладкая.
И от этой сладости созданный Сорокиным жуткий мир кажется еще страшнее. Сорокин Владимир Рев Годзиллы и крик Пикачу Владимир Сорокин Рев Годзиллы и крик Пикачу C высоты птичьего (вертолетного) полета Токио похож на Нью-Йорк после не очень успешной атомной бомбардировки: в гомогенной массе пеньков снесенных небоскребов торчат уцелевшие стоэтажные башни-одиночки. Они стоят неуверенными великанами.
Бетонно требуют сочувствия. Смотришь на них сквозь пятисантиметровое стекло ресторана токийской телебашни, и вспоминается угрюмый рев Годзиллы, уничтожающей Восточную Столицу в старом японском блокбастере. Рука тянется к стакану с коктейлем: «Личи» на 62 этаже пьется легко, но быстро. Глаза привыкают к этому марсианскому городу, он стремительно розовеет в лучах заходящего солнца, призрачно колышется, на миг зависает фата-морганой и — солнце исчезло. А вместе с ним дневной Токио. Загорается ночной.
Совсем другой. Не менее невероятный. С другими запахами и красками. Яркий, шумный, комфортно-бурлящий.
Он требует не соз. Владимир Сорокин Лед Роман 'Из чьего чрева выходит лед, и иней небесный, — кто рождает его?' Книга Иова, 38:29 Часть первая. Брат Урал 23.42. Силикатная ул., д. Здание нового склада 'Мособлтелефонтреста'.
Темно-синий внедорожник 'линкольн-навигатор'. Въехал внутрь здания. Фары высветили: бетонный пол, кирпичные стены, ящики с трансформаторами, катушки с подземным кабелем, дизель-компрессор, мешки с цементом, бочку с битумом, сломанные носилки, три пакета из-под молока, лом, окурки, дохлую крысу, две кучи засохшего кала. Горбовец налег на ворота. Стальные створы сошлись. Он запер их на задвижку.
Сорокин Виктор Викторович
Пошел к машине. Уранов и Рутман вылезли из кабины. Открыли дверь багажника. На полу внедорожника лежали двое мужчин в наручниках. С залепленными ртами. Подошел Горбовец.
Здесь где-то свет врубается.-Ур. Интервью Татьяны Восковской с Владимиром Сорокиным 'Насилие над человеком — это феномен, который меня всегда притягивал' Татьяна Восковская: Владимир, скажите, какие писатели, поэты повлияли на ваше творчество? Владимир Сорокин: Мои детские травмы прежде всего повлияли.
Их было достаточно много. Т.В.: Травмы душевные? В.С.: И физические. Я был довольно аутичным ребенком, я был погружен, жил как бы параллельно в двух мирах: мире фантазий и мире реальном.
Если говорить о влиянии, то на меня больше повлияли кино и изобразительное искусство, чем литература. Т.В.: А какое кино? В.С.: Кино разное, кино как принцип вообще, как создание некой реальности. Кино было близко моим фантазиям. Изобразительное искусство — уже позднее.
Это, конечно же, сюрреализм, поп-арт и соц-арт. В этой мастерской я оказался впервые в 1977 -м, Булатов и Кабаков — они повлияли на меня. Я попал к Булатову, когда сам занимался графикой, но непонятным обра. Владимир Сорокин Голубое сало Китайские слова и выражения, употребляемые в тексте Другие слова и выражения – Взгляните! – воскликнул Пантагрюэль. – Вот вам несколько штук, еще не оттаявших. И он бросил на палубу целую пригоршню замерзших слов, похожих на драже, переливающихся разными цветами. Здесь были красные, зеленые, лазуревые и золотые.
В наших руках они согревались и таяли как снег, и тогда мы их действительно слышали, но не понимали, так как это был какой-то варварский язык Мне захотелось сохранить несколько неприличных слов в масле или переложив соломой, как сохраняют снег и лед. Франсуа Рабле«Гаргантюа и Пантагрюэль» В мире больше идолов, чем реальных вещей; это мой «злой взгляд» на мир, мое «злое ухо» Фридрих Ницше«Сумерки идолов, или как философствуют молотом» 2 января.
Привет, mon petit. Тяжелый мальчик мой, нежная сволочь, божественный и мерзкий топ-директ. Вспоминать тебя – адское дело, рипс лаовай, это тяжело. Владимир Сорокин Ночные гости повесть Василий улыбнулся в темноте, поправил подушку: — Нет, Рай. На поклон к Борисенко мы с Коробкиным не пойдем. Я ему не мальчик, чтобы футболить меня.
— Ну, а что ж вы делать будете? — сонно пробормотала Рая. — В партком пойдем.
— Ну, зачем так сразу. Испортишь только с Борисенко отношения и все — Так что ж я ради этих вот хороших отношений брак гнать буду?! — Да не кипятись ты, Вась, — повернулась к нему Рая. — Вы же толком не знаете, а в бутылку лезете.
Может ОТК тут и ни при чем. Василий засмеялся: — Привет. Что ж, весь цех портачит? — Разобраться нужно, а не спешить. — Мы уже разобрались. — Что-то не верится — Тебе все не верится. Спи лучше, умненькая — Что ты рот-то мне затыкаешь?
Сорокин Читать
Я что, по-твоему, совсем дура что ли?! Василий обнял ее: — Ну, успокойся. Решим мы все это.
А в партком идти все равно придется. Владимир Сорокин Соревнование Лохов выключил пилу, поставил ее на свежий пень: — Они третью делянку валят.
Сорокин
Там еще с ними этот Васька со Знаменской — Михалычев? — спросил Будзюк, откинув сапогом толстую сосновую ветку. А завел их ясно кто — Соломкин. Вчера в конторе мне ребята рассказывали.
У них комсомольское собрание было, ну и Соломкин выступал. Рабочий чертеж дома. Мы, говорит, всегда за будзюковской шли, а теперь кровь из носу — будем первыми. Ну и началось. Я щас шел, они там, как стахановцы, — валят, не разгибаясь. Будзюк вздохнул, потер о рукав испачканную в смоле ладонь: — Да Соломкин, он боевой парень, я знаю этот заведет — Да и остальные тоже, знаешь, они ведь как на подбор там — после армии только.
Силушку девать некуда Будзюк молча кивнул головой. Над просекой парили два ястреба. Лохов снял фуражку, вытер вспотевший лоб: — Я еще раньше сказать хотел, да, знаешь, как-то — Что?